Ева смотрела как-то странно на своего мужа. «Она все еще им восхищается, — подумал Лепра. — Боже мой, когда же она выбросит его из головы!»
— Послушайте меня хорошенько, — продолжал Фожер. — Я могу уничтожить вас одним мизинцем. Но думаю, что, трезво все взвесив, вы любви предпочтете успех. Не так ли? Так что будьте послушными детками, расстаньтесь, и кто старое помянет…
— Так вот в чем ваш план… — сказала Ева. — Плевать я хотела на успех.
— Вы — может быть, но не он.
— Вы отвратительны, Фожер.
— Я просто защищаюсь. Если я дам вам свободу, то вскоре обнаружу мышьяк у себя в кофе.
Лепра шагнул вперед.
— Не двигайся, малыш, — посоветовал Фожер. — Я в курсе того, что касается Маскере. Ты уже спишь и видишь, как бы там мелькнуть. Ну скажи… Нет, ты, вроде, не горишь желанием. Это тоже Евина идея. Тебе нужны большие концерты, и сразу. Ты прав. Я могу тебе помочь… прямо сейчас… мне достаточно набрать номер… Поклянись, что больше не увидишься с ней, и дело в шляпе. Ну давай!
Ева молчала, и Лепра понял, что она предоставляет ему сделать выбор, что она пошла на это испытание и даже не без тайного удовольствия. Она обожала такие моменты истины. Она обожала кидать фишки… любовь, разлука, жизнь, смерть… орел или решка. Он мог освободить себя одним словом. Но у него была всего одна секунда. Минутная заминка — и он пропал. Она уволит его, как лакея.
— Встаньте, господин Фожер, — сказал он.
Удивленный Фожер подчинился.
Лепра было достаточно лишь чуть наклониться вперед, и он с размаху влепил ему пощечину.
— А теперь извольте выйти.
Эти слова внезапно выпустили наружу всю непреодолимую ярость, скопившуюся в нем. Он бросился на Фожера, но получил ответный удар, от которого у него перехватило дыхание. Опрокинутые кресла отлетели к столу. В комнате творилось что-то невообразимое. Лепра наносил беспорядочные удары, отмечая про себя несвязные кадры: струйка крови у губ Фожера, разобранная постель, телефон, голос, который раздавался у него в голове: «Она смотрит на тебя… судит тебя… любит тебя…» Сам не зная как, он очутился у камина. Фожер, выставив кулак вперед, ринулся на него, но Лепра успел подумать: «Китайская ваза… нет, слишком легкая… канделябр…»
Раздался страшный шум, и вдруг наступила полнейшая тишина. Лепра смотрел на тело, распростертое на ковре. Собственное дыхание обожгло ему горло. Ева, схватившись руками за голову, уставилась на Фожера. Наконец она сделала шаг вперед и осторожно опустилась на колени. «Он мертв», — прошептала она. Уродливая гримаса исказила лицо Фожера. Лепра был уверен, что Ева права, и от внезапной слабости у него повлажнели ладони. Он опустил канделябр на пол, как драгоценный хрупкий предмет. Ева сделала ему знак не двигаться. Они ждали, что Фожер пошевелится. Ждали чего-нибудь, что положит конец этому невыносимому страху. Но его глаза превратились в тонкую белую полоску под опущенными тяжелыми веками.
— Оказывается, как легко убить человека… — проговорил Лепра.
Ева посмотрела на него, потом дотронулась до иссиня-черного кровоподтека на лбу Фожера. Она встала, подняла канделябр, поставила его на место.
— Ты взял самое тяжелое, — проговорила она.
— У меня не было времени на размышления.
— Знаю.
Она не плакала, но голос ее дрожал и прерывался и был начисто лишен тембра, словно она говорила во сне.
— Я очень сожалею… — начал Лепра.
— Замолчи. Умоляю тебя, молчи.
Ева посмотрела на труп, и ее плечи задрожали. Она сжала кулаки.
— Какого черта вы все меня любите! — прошептала она. — Это я должна была умереть.
Внезапно решившись, она пересекла комнату и сняла телефонную трубку.
— Что ты собираешься делать? — спросил Лепра.
— Звонить в полицию.
— Подожди минутку.
Она посмотрела на него блестящими от слез глазами.
— Минутку, — повторил он. — Не будем спешить. — Он приходил в себя с быстротой, которая поразила его самого. Мысли, все еще лихорадочные, казалось, бежали впереди него, он перескакивал от одной идеи к другой, располагая события по порядку, так, как он их видел, прежде чем нанес удар.
— Кто докажет, что я нападал, а не защищался, — медленно проговорил он. — Твоего свидетельства будет недостаточно.
— Особенно потому, что ударил первым ты.
— Он довел меня. Ты упрекаешь меня в том, что…
— Нет…
— Представь себе, как будут рассуждать полицейские… Легко догадаться, что за этим последует… Не звони, а то мы оба пропали.
— Так что же делать?
— Подожди.
Своими длинными мягкими ладонями он начал медленно растирать себе щеки, лоб, веки.
— Никто не видел, как входил твой муж, — продолжал он. — Он заранее подготовил свой приход. Принял все меры предосторожности… Брунштейн, Флоранс и все люди, бывшие в баре, уверены, что он едет в Париж… Понимаешь, куда я клоню… Завтра они будут свидетельствовать одно и то же… Почему бы нам…
— Рано или поздно все откроется, — устало сказала Ева. Она так и не повесила трубку.
— Мы будем защищаться. Он заставляет нас защищаться. Я не хочу, чтобы ты стала жертвой скандала… по моей вине… Твой муж слишком много выпил, ты сама видела… Он нервничал, и все это заметили. Он прекрасно мог проскочить вираж… вот-вот, то, что надо: он сорвался на вираже…
Ева повесила трубку. На лбу у неё пролегли глубокие морщины, сразу состарившие ее. Лепра подумал, что она выглядит вполне на свой возраст.
— У Ансениса на дороге полно крутых поворотов, — продолжал он. — Я просто положу тело в машину… Я буду там через час-полтора… Сяду на «скорый» в Ансенисе.