Он пытался протестовать. Она оборвала его:
— Послушай, Жанчик, давай договоримся раз и навсегда…
— Не здесь.
— Почему?
Он оперся на парапет, словно вел с Евой непринужденную легкую беседу.
— У нас с тобой не складывается, — сказала Ева. — После смерти Мелио.
Он хотел прервать ее.
— Дай мне сказать! Все не так. С тех пор, как ты почувствовал себя в опасности, ты думаешь только о том, как сбежать. Может, я говорю жестокие вещи, но это правда. Раньше я верила, что ты меня любишь. Тебе льстила эта любовь. Но теперь я тебя компрометирую. Становлюсь опасной… Заразной.
— Ева!
— И потом, ты считаешь, что сможешь без меня обойтись… Потому что ты придумал эту песенку, без моей помощи, один. Ты меня победил. Вот событие! Ты воображаешь, что сможешь заменить моего мужа? Нет, ей-богу, ты чувствуешь себя Фожером. Иногда мне кажется, что я слышу его… Смешно! Это я тебя создала!
Она ударила кулаком по шероховатому парапету, на котором играли тени от листвы.
— Не он тебя открыл, а я. Я. Кто научил тебя одеваться, жить, даже любить… Так уходи! Скатертью дорожка… Как-нибудь сама выпутаюсь. Я привыкла.
Выпрямившись, она смотрела на воду, в которой отражался город. Ей не удавалось побороть волнение. Она уже больше не могла произнести ни слова. И Лепра не знал, как ее утешить. Он чувствовал, что любая фраза прозвучит фальшиво, и он еще больше запутается. Они ждали оба. Наконец Ева с каким-то даже сожалением резко шагнула вперед. Лепра пошел рядом.
— Ева, — прошептал он. — Ева, я уверяю тебя, это недоразумение.
Она даже головы не повернула.
— Ну ладно, — сказал Лепра.
Он дал себе слово не замечать ее враждебности. Даже попытался просто мило поболтать с ней, как раньше. Но говорил он один. Они пообедали в ресторанчике за Нотр-Дам-де-Пари. Лепра, устав, решил замолчать. Поскольку они сидели друг против друга, им приходилось следить за собой, чтобы не поднять головы в один и тот же момент. Когда их руки соприкасались, они вздрагивали, как от электрического разряда, и тут же замирали, следуя неведомым правилам хорошего тона.
— Кофе для мадам, — сказал Лепра.
— Спасибо, я не хочу.
Она воспользовалась минутой, когда Лепра расплачивался, и ушла. Ему пришлось бежать, чтобы догнать ее.
— Это уже слишком, — сказал он.
Ева не ответила. Они долго шли по набережной, не произнося ни слова. Ева, казалось, была всецело погружена в созерцание реки. Лепра был ее тенью. Они пересекли площадь Согласия, Рон-Пуан. Ева остановилась перед кинотеатром, рассеянно взглянула на афишу и вошла. Лепра последовал за ней. Она села между двумя людьми. Он нашел место через два кресла от нее. Чего она добивается? Испытывает его? Решила убрать его из своей жизни? Все это было до боли глупо. А в это время терпеливый Борель продолжает свое расследование. «Слишком она обрадуется, если я уеду», — подумал Лепра. На экране разворачивалась какая-то бессвязная история: мужчина… женщина… любовь… страдание. Лепра уже не смотрел и не слушал. Он следил за Евой. Протянув руку, он мог бы дотронуться до нее, но внезапно похолодел от мысли, что, может, она уже никогда не будет принадлежать ему, что он потерял ее навсегда. Она была еще здесь, близко, он видел мягкую линию ее профиля, щек, на которые падали сладострастные тени с экрана. Смотря на Еву, он не столько видел, сколько ощущал ее. Полуприкрыв глаза, он мысленно ласкал ее, вспоминая ее обнаженной, и невыразимая тоска сжимала ему грудь. Надо сейчас же, немедленно подойти к ней, смириться, довериться, подчиниться ее власти. «Ева… Я люблю тебя! Ты мне еще нужна…» Он ждал ее в холле. Она подошла к нему, но отстранилась, избегая его протянутой руки.
— Девчонка! — пробормотал Лепра.
Дрожа от ярости, он как ни в чем не бывало занял свое место слева от нее. Она переходила от витрины к витрине, и от ее деланного спокойствия Лепра приходил в бешенство. Боже, как он сейчас понимал Фожера! Наверняка она с ним проделывала то же самое. Или пыталась, во всяком случае… Но Фожер был сделан из другого теста!
На террасе «Фуке» какой-то мужчина встал при их приближении и помахал Еве.
— А, Патрик… Как я рада тебя видеть!
Мужчина поклонился Лепра. Ева бросила небрежно:
— Жан Лепра, мой пианист. — Потом добавила со светской улыбкой: — Не ждите меня, Жан… Я вернусь поздно.
И она села с этим Патриком, который, казалось, был крайне тронут и взволнован. Лепра чуть не бросился на него, представив себе, как обратятся на них взгляды всех присутствующих. Закурил. Сколько раз он вот так закуривал, чтобы скрыть растерянность, робость. Он пошел дальше один, забрел в бар, потом в другой. Спустилась ночь, время дерзких мыслей и диких сновидений. Лепра вновь прошел мимо «Фуке». Евы там не было. Патрик увел ее… куда? Лепра остановил такси, подъехал к своей машине и начал объезжать на ней один за другим рестораны и ночные бары… Все безуспешно. Он даже не мог спросить у посыльных, не было ли там Евы. У него и так был вид обманутого мужа. Он вспомнил последний вечер, несчастного пьяного Фожера. «Ну что ж, старина, мы с тобой сравнялись. Правда, я ее ищу… Я еще не сдался… Она держит меня не любовью, нет. Презрением…» Он говорил сам с собой, проносясь по перекресткам… Пусть уж он разобьется и положит конец этому фарсу! Он ехал по темным улицам, освещенным резким светом праздничных залов. Зазывно звучали трубы, цимбалы. Он ехал дальше, насилуя коробку скоростей, проносясь по опустевшему городу. Останавливался. Выпивал. Последний раз возвращался к машине, уже пошатываясь. «Куда теперь? По отелям?» Он усмехнулся и взглянул на себя в зеркальце: «Глаз не оторвать! Просто красавец!» Он вытащил носовой платок, вытер лицо, потное от усталости. Нащупал ключ от квартиры. «Чудно, я буду ждать ее у нас дома. У нас! Вот здорово».