Убийство на 45 оборотах - Страница 19


К оглавлению

19

Ничего не изменилось! Он прекрасно сознавал, что изменилось решительно все. Даже молчание Евы стало иным. В любви она искала экстаза, когда слова меняют значение, лица выглядят странно, а жизнь похожа на рождественское утро. А любовь повседневную надо нести как тяжкое бремя, на эту любовь ей не хватит сил.

— Я не хочу оставлять тебя одну, — сказал Лепра. — Приготовлю тебе кофе наверху. У меня масса скрытых талантов.

Его смех прозвучал неестественно. Они вошли в подъезд. Консьержка бросилась за ними.

— Вот письма, мадам Фожер, и еще бандероль.

— Дайте мне, — сказал Лепра.

Он побледнел и нервно захлопнул дверцу лифта. Ева тоже узнала пакет.

— Ты думаешь, это…

— Боюсь, что да, — ответил он. — Та же бумага. Тот же почерк… и тот же штамп… авеню Ваграм…

Он прощупал контуры картонной коробки. Лифт тихо скользил вверх, и мигающие лампочки на лестничных клетках мгновенным отблеском освещали искаженное лицо Евы и ее глаза, полные ужаса.

— Нет-нет, — сказал Лепра. — Не надо пугаться. Все шито белыми нитками. Это просто запись Флоранс. Нас хотят довести, вот и все.

— Так это она?

— Не знаю… пока не знаю. Скоро увидим.

Ева уже доставала ключи. Они быстро вошли в квартиру, и Ева заперла дверь.

— Иди вперед, — сказала она, — меня уже не держат ноги.

Она медленно последовала за ним, опираясь на мебель. Лепра взял нож для бумаги, разорвал обертку, открыл картонную крышку. Вынул пластинку.

— Этикетки нет! Сядь. Может, это та же пластинка.

Он включил проигрыватель и опустил иглу. Они тут же узнали игру Фожера.

— Вот видишь, — сказал Лепра, — та же пластинка.

— Эта мне больше нравится, — вздохнула Ева.

В паузах слышно было шумное дыхание Фожера.

— Остановим? — предложил Лепра.

— Подожди… чтобы на душе было спокойно.

— Вот еще! Ты так рвешься послушать его болтовню?

Музыка, ставшая уже знакомой, лилась плавно, не предвещая никаких сюрпризов. Они почти совладали со своим страхом.

— Сейчас он произнесет те же слова, — объявил Лепра. — «А ведь недурно?» и так далее. Нет, с меня хватит. Я выключаю.

— Да подожди же!

Рояль смолк. С тихим шорохом скользила игла. Фожер молчал, и Еве вновь стало страшно. Губы Лепра скривились в злой улыбке.

— Это новая пластинка, — прошептал он.

Внезапно послышался голос Фожера. Они были готовы к этому, но подскочили от неожиданности и бросились друг к другу. «Ева… ты ведь здесь, да? Извини меня… я говорю с тобой, как слепой… но на самом деле… я уже просто ничто… Ты сама знаешь, это еще хуже… от меня остался только голос…»

Фожер рассеянно наиграл припев. Ева кусала носовой платок. В нечеловеческом безмолвии, поблескивая, вращалась пластинка. «От меня остался только голос, — продолжал Фожер, — но я все прекрасно понимаю. Например, я знаю, что ты думаешь обо мне, больше чем когда-либо. И это только начало…»

Он проиграл короткий пассаж, и Лепра чуть не крикнул: «Довольно!»

«Думаешь, я преследую тебя?.. Нет, я просто защищаюсь… Ты удивляешься… Твой дружок тоже… Держу пари, он тут, с тобой. Если нет, расскажи ему… Я защищаюсь. Скажу тебе честно: ведь это ты меня мучила, терзала, преследовала… Мне никогда от тебя не освободиться».

— Нет, — прошептала Ева, — нет, это неправда. — Она не спускала глаз с пластинки, словно могла увидеть там Фожера.

«Вы оба должны испытывать сейчас то, от чего страдал я. Справедливость? Я в нее не верю… или, скорее, верю, что ей не обойтись без посторонней помощи… Вот видишь, я и помогаю… Эта пластинка не последняя. Потом, правда, я буду обращаться не к тебе… До свидания, малютка Ева, как бы я хотел любить тебя меньше… Я тебя не забываю. Я никогда тебя не забуду». Раздался легкий щелчок, и пластинка остановилась. Лепра бесшумно встал перед Евой на колени. Она сидела с отсутствующим видом, обхватив голову руками.

— Ева, Ева… дорогая…

Он почувствовал, что голос его дрожит, тихо прошел в кухню, порылся среди бутылок, наткнулся на едва початую фляжку арманьяка, налил полный стакан и принес Еве.

— На, выпей… выпей скорее…

Ева протянула руку.

— Я сойду с ума… Это невыносимо!

Она обмакнула губы в арманьяк, поперхнулась, и Лепра сам осушил стакан одним глотком.

— «Только обращаться я буду уже не к тебе», — повторила она. — Ты понимаешь, что это значит?

— Нет.

Она снова посмотрела на пластинку.

— Я даже не подозревала, что он так меня любил! — сказала она своим грудным голосом.

Лепра схватил ее за плечи и встряхнул.

— Ева… очнись… Я здесь… Мы тоже будем защищаться. Так нельзя.

— Что, по-твоему, мы можем сделать? Мы же не запретим этим пластинкам приходить по почте.

— Нет, но мы вовсе не обязаны их слушать.

Ева горько усмехнулась.

— У тебя хватит выдержки не распечатать пакет? Неужели?.. Вот видишь. Мы прослушаем все. От судьбы не уйдешь. Это входит в его план. Не знаю, чего он добивается, но…

— Что ты городишь! — оборвал ее Лепра. — Он же мертв, черт возьми!

— Это ты неизвестно что несешь, — сказала она тихо. — Ты же прекрасно понимаешь, что у него… друг, сообщник — называй, как хочешь, — и он все знает… Теперь в этом нет сомнения.

Лепра машинально взял пустой стакан, вдохнул еще державшийся аромат.

— Ну конечно, у нас даже есть доказательство… Этот таинственный незнакомец должен был дождаться успеха песни, прежде чем посылать вторую пластинку… Иначе она не произвела бы на нас такого впечатления, так ведь?

19